Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки] - Александр Дюма

— Так значит, Ромни, вы считаете, что…

Я не договорила.

— Я считаю, что вы последуете за своей судьбой, Эмма.

— Стало быть, вы верите, что в один прекрасный день я стану супругой английского пэра?

— Кем вы станете, я понятия не имею. Но если, уехав отсюда года на четыре, я по возвращении услышу, что вы стали королевой и правите тремя державами сразу, меня это не удивит. Я не был бы Ромни, то есть первым художником Англии, если бы не верил во всемогущество красоты.

— Ох, Ромни, как странно: то, что вы сейчас сказали, мне часто повторяет внутренний голос. В этом почти страшно признаваться, Ромни, но я верю в свою судьбу.

— Что ж, доверьтесь ей. К тому же если здесь действительно замешана воля Провидения, сопротивление было бы греховно.

Вечером я получила письмо от лорда Гринвилла, однако, следуя своему обещанию, не распечатала его. Но он, объятый любовным жаром, не имел терпения ждать и пришел в тот же вечер.

Я показала ему нераспечатанное письмо.

А Ромни был с ним так же приветлив, как обычно, и быть может, даже еще приветливей.

— В котором часу мне ждать вашего ответа? — спросил сэр Чарлз.

— Завтра до полудня.

— Дай Бог, чтобы он был таким, какого жаждет мое сердце! — сказал лорд Гринвилл.

Утром я распечатала письмо. Там содержалось следующее:

«Клянусь честью, что по достижении мною совершеннолетия сделаю мисс Эмму Лайонну своей супругой; если я не сдержу своего обещания, согласен, чтобы все считали меня недостойным называться джентльменом.

Я показала письмо Ромни.

— Можете не сомневаться ни минуты, — сказал он. — В этих четыре строчках ваше будущее. Если же сэр Чарлз не сдержит слова, не кто иной, как я, займусь тем, чтобы его бесчестие было полным.

— В таком случае возьмите это письмо, — сказала я. — В ваших руках оно сохранится лучше, чем в моих.

— С этой минуты, дорогая Эмма, — сказал Ромни, пряча письмо в шкатулку, где он держал свои самые ценные вещи, — вы моя сестра, а я ваш брат. Если меня постигнет какое-нибудь несчастье, я позабочусь, чтобы это письмо было вам передано; впрочем, вы сможете в любой момент потребовать его, ведь оно адресовано вам.

Я прошла в свою комнату, взяла перо и написала сэру Чарлзу Гринвиллу:

«Возьмите у себя в министерстве недельный отпуск и сегодня вечером приезжайте за мной в экипаже; потом везите меня куда пожелаете.

Спустя час я получила такую записку:

«Я приеду и буду в Вашем распоряжении. Но в Вашей записке кое-чего не хватает: после слов “Эмма Лайонна” следовало прибавить: “Леди Гринвилл”.

Тот, кого Вы сделали счастливейшим из смертных.

Вечером карета, запряженная четверкой лошадей, увозила нас по эдинбургской дороге, в то время как Ромни оповещал моих друзей, что через два с половиной года они увидят меня снова, но уже как носительницу титула и имени леди Гринвилл.

XXVI

Мне кажется, я достаточно дала понять, какое чувство если не привязало меня к сэру Чарлзу, то соединило меня с ним.

Прежде всего это убеждение в том, что он действительно любит меня, уверенность в его порядочности, наконец, и, быть может, прежде всего остального, — та гордыня, что влекла меня к почестям, блеску, богатству столь же неотвратимо, как ночного мотылька притягивает пламя, готовое его пожрать.

Сэр Чарлз владел в Шотландии небольшим замком, родовым достоянием своей матери; замок располагался на берегу залива Форт, между Масселборо и Престонпенсом, в восьми льё от Эдинбурга. Мы остановились именно там.

От мистера Фокса — кому он, вероятно, поостерегся открыть истинные свои намерения — сэр Чарлз добился не недельного, а месячного отпуска.

Связь наша продлилась более трех лет и оказала решающее влияние на всю мою дальнейшую жизнь, однако если бы я стала говорить о том, какие чувства я испытывала тогда, мне почти не о чем было бы рассказать.

В силу данных обещаний — нарушить их сэр Чарлз почитал для себя невозможным — он смотрел на меня как на свою жену и относился ко мне соответственно. Я тоже, видя в нем будущего супруга, обращалась с ним так, как если бы он им уже стал.

Никогда не забывая, каково было мое положение, когда он встретился со мной, и еще больше — что за несчастья случились со мной до этого, я полностью отдавала себе отчет, какую жертву он принес, обязавшись жениться на мне; вот почему более всего я хотела сделать его счастливым, чтобы за те два с половиной года, которые должны были предшествовать нашему законному бракосочетанию, он ни секунды не раскаивался в данной клятве.

В замке сэра Чарлза мы провели не больше времени, чем это было необходимо, чтобы отдохнуть от долгого путешествия; мы решили потом отправиться путешествовать по Шотландии.

Будь я даже принцессой королевской крови, вряд ли сэр Чарлз смог вы выказать больше предупредительности, нежели я видела от него за то время. Мое путешествие превратилось в курс лекций по истории; во время него я узнала множество легенд об Уоллесе, о Роберте Брюсе, Монтрозе и Карле Эдуарде, осмотрела комнату, где был убит Риччо, и замок, послуживший тюрьмой для Марии Стюарт.

Месяц прошел очень быстро, и мы возвратились в Лондон. В наше отсутствие домоправитель сэра Чарлза снял для нас дом, выходящий фасадом на Грин-парк; у меня и сэра Чарлза были там отдельные апартаменты. Жалованье сэра Чарлза и его личные доходы составляли примерно две тысячи фунтов в год; их не хватало для той жизни, которую он вел. Однако министр — при условии, что ему самому не придется покинуть свой пост, — обещал молодому человеку найти возможность увеличить его жалование.

Поэтому мой будущий супруг написал лорду Гамильтону, что, будучи обязан своим личным преуспеянием успехам Фокса, он останется в Лондоне, пока его друг сохранит свой пост; кроме того, он сообщил о полученных обещаниях и просил дядюшку со своей стороны приложить некоторые усилия, чтобы эти обещания сбылись.

В ответ сэр Уильям Гамильтон прислал ему чек в тысячу фунтов стерлингов на своего лондонского банкира.

С тонкой предупредительностью лорд Гринвилл осведомился у меня, не желаю ли я взять несколько уроков по необходимым или весьма приятным предметам, чтобы дополнить мое образование; я тотчас поняла, что круг познаний, вполне достаточный для Эммы Лайонны, искательницы приключений и удовольствий, слишком узок для леди Гринвилл, а потому попросила сэра Чарлза лично составить мне план моего обучения. С того дня у меня появились учителя французского, итальянского, я стала брать уроки пения, танца и рисования.